Три сигареты... Когда в моей пачке оставались четыре сигареты, я не чувствовал никакой растерянности или тоски. Ну подумаешь – заканчиваются сигареты, с кем не бывает).. С этой мыслью я вытащил одну и закурил. Дым привычно завился перед глазами.. Осталось три.. .. Я посмотрел на них слишком серьезно для такого случая и попросил Бога научить меня жить. Бог как ни странно стразу ответил. А я то всю жизнь ломался, мол недостаточно хорош для разговора напрямую.. Он сказал, что эти три сигареты последние в моей жизни и как только я выкурю третью я умру.. .. Первую сигарету я выкурил, когда от меня ушла моя любовь.. Я страдал и считал, что это событие стоит трети моей жизни.. Через год я о ней забыл.. я долго сожалел и ощущал впервые чистую досаду от поступка. .. Моя вторая сигарета стала пеплом, когда этот мир оставил мой лучший друг.. я курил молча и знал, что никогда не задумаюсь и не пожалею об этом поступке.. я смотрел на дым и свои руки.. я ощущал потерю.. я был один.. .. Свою третью сигарету я достал из пачки просто так и выкурил от скуки.. .. Я же просто человек, в конце концов)..
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Я собиралась было завершить выходные ударной порцией банального нытья, но вроде все налаживается - не без помощи Бродвея: "контр-культурный" мюзикл рулит!
@музыка:
"Producers" & "Joseph..."; а если что, можно "Cats" поискать))))
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Вот догадайтесь, что за фильм заканчивается этим диалогом (кто знает, не считается)? Raoul d'Aubert: Would you join me for a bit of supper at the Cafe de l'Opera? Anatole Garron: With pleasure, monsieur. Raoul d'Aubert: Think we can get through this crowd? Anatole Garron:Certainly. After all, who'd pay any attention to a baritone and a detective?
читать дальшеСюжеты о "настоящей мужской дружбе" неуловимы, и, как показывает практика, менее всего впечатляют в тех опусах, от которых их больше всего ждешь. В частности, на фоне бескомпромиссной веры в Дружбу, что бы это ни значило, продекларированной в "Тандеме", "Человеке с поезда", "Одном шансе на двоих" и... (в общем, я все время забываю, как называется этот фильм), последний "Мой лучший друг" Леконта выглядит откровенным разочарованием: во-первых, художник все же должен эволюционировать, и внезапное возвращение к доминирующей тематике десятилетней давности наводит на размышеления; во-вторых, попытку "от ума" проанализировать место дружбы в системе ценностей общества потребления удачной не назовешь (хотя бы потому, что то, что от ума, называется общими интересами, а дружба-то иррациональна: и потому либо есть, либо нет, и от того, что "надо", не заведется...).
Зато любимая тема, да еще и с любимым антуражем (с одной женщиной посередине), всплыла, кто бы мог подумать, в "Призраке оперы" (1943). Фильм Артура Любина, конечно, к роману Леру относится как пятифранквая монета к иксу, и вопрос, как Эрик запер в катакомбы рояль, ничто по сравнению с тем, как человек, которому плеснули в лицо серной кислоты, не ослеп, как ему (политому кислотой) резко полегчало от купания в воде (грязной, но это мелочи), и как он, уволенный из оркестра, потому что у него пальцы не сгибаются струны на скрипке зажимать, скачет по веревкам и играет виртуозный фортепианный концерт... Но старый "Призрак..." неустанно радует невероятным (не для 40-х гг., а вообще) цветом, здорово исполненной музыкой (хм, мне одной кажется, что от их вокального переложения Чайковского тащит "Во поле березка стояла..."?; и неужели Флотов - едиственный композитор, оперы которого не под копирайтом?), увлекательным, но ненавязчивым сюжетом (отдельное спасибо, что призрак не оказался ее папой - даром что непонятно, чего он тогда вообще от нее хотел) и очаровательными сценами двух трогательно "одинаковых" поклонников Кристины, заканчивающими фильм совместным ужином (в ее отсутствии), потому что между оперной карьерой и личной жизнью надо выбирать, впрочем, "music offers compensations" )))...
Заметим, кстати, что у американского баритона 43 г. (опять же, отдельное спасибо, что не тенора ) выходит впечатляюще чистый русский (тоже вполне качественно, хотя и в оперно-дебильном духе, переведенный с английского немцем!)
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
"La Guerre et la Paix", Paris, 2000 (не по существу)...да еще не какие-нибудь, а прям сразу "Войну и мир" : с деликатным намеком на втаптывание в грязь французских знамен в финале и демонстративным рукопожатием "кутузова" с "наполеоном" на поклонах.
Впрочем, наблюдать сие зрелище на парижских подмостках можно было еще аж в 2000 г., а я просто наконец-то домучила легендарное видео с Гуряковой в главной партии и обилием умилительно знакомых (причем зачастую "да, именно поэтому" знакомых) русских лиц почти во всех второстепенных. В процессе домучивания было установлено, что а) Прокофьев - это, мягко говоря, на любителя: пообрывать бы руки всем тем, кто в XIX веке писал декламационные оперы: ведь именно оттуда берет начало все то, что невозможно слушать в XX;
б) пихать на сцену масштабный эпос - в любом виде - в принципе плохая идея; тем более что, - даже при... я бы сказала "прущем" из постановочного решения отточенном профессионализме, все же не понять иностранцам пресловутой "загадочной русской души": особенно не понимающим, для начала, русского языка;
в) значит, это не та постановка (тогда все же Мариинки), которую мне в свое время не дала досмотреть моя нанавидящая оперу маман и в которой князя Андрея пел кто-то, кого я очень хотела послушать (видимо, я ее до кучи смотрела с какого-то очень странного места, поскольку князь Андрей ведь предусмотрен в 1 же картине, а я почему-то отчетливо помню только Пьера...);
г) да, и раз уж мы упомянули о князе Андрее, неужели во всей просвященной Европе не нашлось более представительного баритона, чем Nathan Gunn (хм, надеюсь, его фамилия все же читается не вопреки законам английской орфоэпии)? Это ж, извините, какая-то глиста в скафандре: тем более уморительная, что остальные актеры вполне могут похвастаться чем-то претендующим на верный типаж...
В общем, лучше б у них сегодня был Даргомыжский, чем "Война и мир", а то, чует мое сердце, очередной визит на Горбушку меня все же не минует. А - поскольку вот за три тыщи Аланья точно пусть сам себя слушает! - это чревато
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
так, чушь всякаяЗаснуть на пустое сердце так же сложно, как на пустой желудок. Торопясь в кровать - остаться наедине со своими мыслями, засыпаешь, обессиленный бурлящей внутренней жизнью: тем вернее без сновидений, чем отчаяннее жаждешь увидеть во сне Его (будь то очередной и.о. любимого мужчины, запавший в душу роман или харизматичный злодей, под протагонизм которого подмывает перетворить и без того достаточно сопливую историю). Проблема, впрочем, в том, что искусственно поддерживать иллюзию влюбленности можно лишь до определенного времени. И, когда в один прекрасный день очередная подобного рода грандиозно-бессмысленная эмоция перестает застилать душу, в образовавшейся пустоте самая ничтожная мыслишка стремится занять весь предоставленный объем (и, о да, "он есть на старых картах, он был знаком корсарам...", и мой итальянский на редкость плох, но все равно красиво, и, зная хоть какой-то романский язык, сложно не перевести "Isola Non-Trovata", - но разве это повод не спать до 4-х утра???). Вывод: мне все же (уже несколько месяцев как) срочно необходимо влюбиться: не важно "в соседа по планете", произведение искусства или историческую личность, - но непременно безнадежно: у беспочвенной страсти срок годности дольше. И здесь актеры, между прочим, здорово отвечают сразу всем требованиям: но у этой программы, видимо, истек срок действия демонстрационной версии...
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
...Вот в такие минуты я перестаю задумываться, за что я, собственно, полюбила театр Станиславского и Немировича. Потому что я не могу представить себе такую красоту на другой сцене*.
"Борис Годунов", 1991Между прочим, крайне странно осознавать, что легендавные личности вполне могли заходить с тобой в один Макдоналдс (ну ладно, троллейбус ). Мне почему-то всегда казалось, что Колобов - это такая древняя история. И вот, я застаю его на пленке 1991 г., в окружении людей, котрых я в массе лично видела на сцене, и из которых еще отнюдь не сыплется песок; а сам Колобов при этом и вовсе далек от пенсионного возраста... Ну да бог с ним, с Колобовым...
О режиссере Ивановой первый раз слышу, но... Борис - Маторин, Гришка - Осипов, Шуйский - Войнаровский. Федор - за что отдельное спасибо - не пожилое меццо-сопрано, а настоящий мальчик (слегка плоховато слышный, но все же). Юродивый, правда, чтоб жизнь медом не казалась, - Гареев: но, знаете ли, в те поры он мало сказать не фальшивил - оказывается, даже умел петь (не утверждаю, конечно, что ужас нынешней ситуации связан с уходом из театра Станиславского и Немировича, просто... мать моя женщина, сколько ж этому Ленскому лет? это так-то мы выполняем заветы Колобова?)
По художественной части - С. и Т. Бархины. Восхитительнейший лаконизм универсальной декорации, суровая красота стилизованных под иконопись занавесов, эскизно-легкие костюмы без довлеющего этнографизма... Геометрическая статика мизансцен (режиссер Иванова знает, что делает) дополняет картину, - in more then one sense, а авторы телеверсии, не ограничиваясь тупой трансляцией, сообщают постановке дополнительные прелести, доступные "киноглазу".
читать дальшеПервая редакция "Б.Г.", если вдуматься, с драматургической точки зрения глуповата, но покоряет все тем же лаконизмом почти притчевого характера. Без любовной чепухи (ах, как хороша опера без женщин!), без тайных иезуитов и без грядущей беды Московскому государству. Сюжет по сути не просто верится вокруг - откровенно сводится к личной драме Бориса: которая - драматургически безупречно - выстроена в оптимистическом ключе и остроумно "закольцована" на уровне сценической выразительности. Персонажи, обслуживающие линию Бориса, при этом вопросов не вызывают, но зато линия Самозванца становится откровенным архитектурным излишеством, тем более что со сцены он внезапно и навсегда исчезает в "корчме на Литовской границе". Впрочем, режиссер Иванова умело подбивает торчащий конец, ненавязчиво напоминая "портретной галереей" в начала и в конце об исторической оправе Борисовых душевных терзаний. И окончательно "оправдывает" Гришку несравненный Вячеслав Осипов, создающий из самого бесполезного в опере образа, пожалуй, самую эффектную актрескую работу. Тем более что - пусть к 91г. он тоже уже был далеко не молод - тогда его голос был еще... не знаю, во всей ли красе, но все же "позавидуют многие", да и - сам он еще был чертовски красив: я влюбилась, честное слово! Как же я хочу увидеть что-нибудь из его кульминационных ролей 70-х гг: согласна даже на "Кармен"!!!
Off-topic*** Но пока мне, получается, предстоит все же купить своим студиозусам "нормальную" редакцию Римского-Корсакова; и решить, что же делать с "Онегиным": потому как на видео выбирать можно между тоскливо топорной Мариинкой и пришибленно экзотичным Глайдеборном, а в театр не пошлешь: потому как в Большом Черняков, в Новой опере Гареев, в центре Вишневской билеты от 500 р., которых нет, а у Станиславского и Немировича Батуркин на ближайшее время отпелся, а за остальных двух я "отвечать" не желаю... Эх, выясните кто-нибудь за меня, где взять запись постановки якобы Станиславского, а?.. ____________________________ *Могу поспорить с желающими на тему, что мыслимо и что немыслимо на других московских сценах, но, по большому счету, в данном случае это, конечно, скорее мое иррационально-личное, чем объективное ощущение.
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
День сегодня был потрясающий. И сделали его потрясающим во-первых, ты, Валя , и, во-вторых, очаровательный филолог-русист Камэяма-сан. Камэяма-сан только что перевел на японский "Братьев Карамазовых" (и с разгону написал к ним сиквел) и теперь увлеченно обсуждал с Г. Чхартишвили Достоевского, самоубийства, русских и японцев. Чхартишвили, правда, слова почти не досталось, но доказать японскому филологу, что Мисима по сути своей - не японский писатель (в чем я, кстати, с ним абсолютно согласна), он все же успел. Кроме того, из сегодняшней беседы мы вынесли, что увлечение Достоевским - это болезнь (от себя, опять же, добавлю: наркозависимость), что самоубийство порой облагораживает (не согласна с примером Смердякова, но в принципе, опять же, мысль), а русских роднит с японцами отсутствие чувства меры, паталогический альтруизм и склонность к паранойе ( ) ; что - для усвоения японской ментальности - надо читать Кавабату; и что прочитать объяпошенных пост-Карамазовых очень хочется.
Под занавес организаторы встречи зачитали японцу, что думал о них его герой Достоевский. Помните: "...У японцев в этом роде бывает, - говорил Иван Петрович Птицын: - обиженный там будто бы идет к обидчику и говорит ему: "ты меня обидел, за это я пришел распороть в твоих глазах свой живот", и с этими словами действительно распарывает в глазах обидчика свой живот и чувствует, должно быть, чрезвычайное удовлетворение..." .
Потом мы пошли есть и наслаждаться беседой, а потом я направилась в театр, куда попала (в 1 ряд бельэтажа ) за 50р. В театре (Вахтангова) был "Бульвар преступлений" любимого Шмитта. В первом акте я, без особого преувеличения, чуть не умерла от смеха. Второй, правда, был не в кассу серьезен (запарили, честно говоря сюжеты про то, что актеры - тоже люди, с одной стороны, и про смерть на сцене - с другой), ну да ладно: зато - еще один сюрприз - я там встретила Янку, которую 100 лет не видела.
А сейчас я все-таки досмотрю шикарнейшего "Б.Г." из славного прошлого любимого театра: и все будет уж совсем восхитительно.
PS. Эксклюзивные цитаты из Чхартишвили-Акунина:
1. (о писателях-самоубийцах, (не) олицетворяющих Японию): "Кавабата умер тихо, как трава, а Мисима повалился, как баобаб, с громким треском..." 2. (об ответственности автора перед читателем): "Пусть дети лучше играют в Зеппа, чем в Штирлица, который сидит на кухне, ест соленый огурец и поет русскую песню - это скучно".
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
А еще, мой драгоценный наладонник, оказывается. не сохранил все то, что я набредила в "Онегинском" антракте: так что теперь вот заново пречитывать10 старниц "Гарри Поттера" и сочинять к ним задание. Гадость!!!
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
- Куда Вы в рукава лезете, Онегину накидка полагается! - Какая накидка, мороз же?! - Вы меня, молодой человек, не учите, я Собинова одевал! - А, ну если Собинова...
("Музыкальная история", 1940: сцен. Е. Петров и Г. Мунблит; реж. А. Ивановский и Г.Раппопорт )
Что-то меня пробило на цитаты про "Онегина": видимо, спектакля было мало...
Оттуда же:
На генеральной репетиции: "Онегин":Замолчите, или я убью Вас! Дирижер:Нет, это Вы замолчите, это я убью Вас! Где это видано, на 4 страницы раньше вступил?!!
Перед спектаклем: "Ленский" (с размаху садится на цилиндр "Онегина"; цилиндр в смятку) "Онегин": Нет, я сегодня точно кого-нибудь убью!
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
"Спеть выученную с концертмейстером партию Онегина при элементарно поставленном голосе несложно, а вот прийти в гости к Лариным и быть при этом разочарованным байроническим героем, тонким позером и в то же время воспитанным светским человеком, который никогда не переходит границ вежливости (да еще и изобразить нечто похожее на вальс и (в идеале) котитьон - Ins.), - это не так-то просто"
Станиславский
NB. Просто нравится - безотносительно.
PS. Интересно только, как это сочетается с оригинальной идей вульгарной потасовки между Онегиным и Ленским на балу у Лариных? Или вся эта возвышенная красота придумалась уже после того как выяснилось, что воспитаное в мхатовских традаициях "Я" Румянцева даже в "предлагаемых обстоятельствах" не готово кидаться на партнера со стулом?
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Длинная и устрашающая история про дирижераВальтер Фельзенштайн все же был умный человек. Нет, он не ставил «Онегина»: но он говорил, что «нет ничего хуже дирижера, который не смотрит на сцену, а только тычет палкой в ее сторону, указывая певцам момент вступления»; и что бороться с дирижером трудно, потому что он на виду, и оттого свято верит, что это он делает спектакль и может вертеть им по собственной воле. Между тем, без дирижера спектакль всего лишь не был бы оперой, как без режиссера он всего лишь остался бы «концертом в костюмах»: но вот без актеров спектакля бы и впрямь не было. И потому (об этом тоже говорил умный Фельзенштайн) и дирижер, и режиссер, и оркестр существуют в оперном театре из-за и для актера – а никак не наоборот. Чего не знал Фельзенштайн (и хорошо, а то умер бы раньше времени), так это того, что бывают еще дирижеры, которые не просто не интересуются происходящим на сцене, но и демонстративно на это происходящее плюют. Потому что не заметить, что сегодня творилось с музыкой, было нельзя – можно было только проигнорировать. Я всегда – даже и особенно в искусстве - предпочитала тех, кто ведет себя как профессионал, тем, кто кичится своей «талантливостью»: может быть именно поэтому Коробова я всегда недолюбливала, несмотря на то, что все, в т.ч. и те, кому виднее, в один голос твердят, как он замечателен; и, видимо, все-таки j’ai raison: потому что он наверняка собой дико доволен и вообще получил массу удовольствия: и все же, если он сегодня не зарубил спектакль, то что же называется «зарубить»? А если спектакль зарубил не он, то чья это, черт побери, проблема – происходящее в оркестре???
Хм, я не собиралась никому рассказывать, где я сегодня была, чтобы обо мне чего-нибудь не подумали, но поскольку любимый театр неизменно преподносит мне странного рода сюрпризы, и меня то прет, то распирает, в конце концов, думайте что хотите! Могла я пропустить "Онегина" в День Лицеиста? - Конечно нет!
Начиналось все очень хорошо: все-таки Балашовым-Ленским, новоявленной Ольгой (В.Вяткиной), обнаружившей красивый тембр и завидную способность к четкой артикуляции, и, слава великим богам, все же "правильным" Онегиным. Я в кои-то веки слышала, а не помнила слова, и почти не ловила неизбежного в оперных мизансценах немого комментария «режиссер сказал – мы сделали, а что?». Иначе говоря, они готовы были ИГРАТЬ! Но дирижер им тупо не дал!!!
Чем-то странным повеяло чуть ли не с момента превращения первого дуэта в квартет. К первой реплике Ленского диагноз был ясен: любое желание певцов интонационно выделить какое-нибудь слово терпело жесточайший крах, потому что за миллисекундную паузу перед логическим ударением оркестр успевал доиграть реплику до конца. По мере приближения письма Татьяны (видимо, любимого) нетерпение дирижера все возрастало, и к концу первой картины актерам было уже вовсе не до интонаций – они захлебывались обилием согласных в русском языке; и меня, еще не отошедшую от сонного Ведерникова в парижской трансляции, мучил вопрос, неужели Чайковский не сообразил проставить в партитуре темп по метроному… Прилетев на всех парах к долгожданной второй картине, дирижер остановился, отдышался и устроился поудобнее. Татьяна с няней по инерции пронеслись сквозь дуэт и к собственно сцене письма пришли в норму. Я выдохнула. Следующая тоже ударно-вокальная картина тоже удостоилась дирижерского внимания. Батуркин, отложив телячьи нежности до весны, снова извлек на свет божий осенний вариант Онегина – самовлюбленного, умного и едкого: правда, все же без «тех» высот цинизма…
Я вообще все никак не могу понять, радоваться ли мне, что я застала «тот» его coup de foudre, по сравнению с которым все что угодно теперь «недотягивает»; и вообще, был ли это впрямь небывалый всплеск вдохновения, или после Павлова любой намек на драматическую выразительность раем покажется: впрочем, мотивацию я, конечно, могла придумать сама, но чисто «физические действия» - с кривой улыбкой и мокрой челкой – не глюки же у меня?
Кроче говоря, сценически Онегин был активен и хорош. Вокально, правда, поначалу обнаружил проблему со злоупотреблением не то некачественным, на то неуместным вибрато; учитывая, что по ходу арии в 3 картине проблема исчезла на глазах, называется проблема, видимо «Распеваться надо!»; как бы там ни было, ко второму акту Онегин был во всей красе и, поскольку от звуков финального дуэта из «Евгения Онегина» я теряю волю, и, если не от голоса Андрея Батуркина вообще, то от голоса Андрея Батуркина, поющего финальный дуэт из «Онегина», - тоже, я, в конечном итоге, даже счастлива. Но до второго акта надо было еще дожить.
Проведя «бенефисы» двух главных действующих лиц, дирижер снова утратил интерес к происходящему и заторопился домой (на поезд? на свидание?). «В темпе вальса» - это уже быстро: но с такой скоростью танцуют разве что ча-ча-ча. Когда настала очередь Вячеслава Осипова, дирижер, из уважения к легендарному ветерану, снова вынужден был попридержать коней, и роскошные Куплеты застолбили месье Трике положенную «чеховскую» роль в заключительном tableau. Последняя реприза во всей героической мощи былого Хосе и Германа вышла откровенно выпендрежной, но в тему, публика пришла в восторг и несколько секунд не давала продолжать; дирижер понял, что теряет время. Оркестр, если придерживаться лошадиных метафор, даже не взвился в галоп, а рванулся, как взбесившийся конь, раненый шпорой сброшенного всадника; реплики хора поплыли невнятным чириканьем, артисты миманса, выпучив бешеные глаза, проносились в котильоне, солисты от них безнадежно отставали, причем, если половина из них здраво рассудила, что все равно скакать - не царское дело, вторая половина, всегда (и не без оснований) считавшая себя неплохими танцорами, решительно пыталась нагнать, внося еще большую панику: зритель-маньяк в глубине моей души предвкушал, как кто-то сейчас навернется, но, слава богу, обошлось… Когда бешеная скачка финальных аккордов снесла со сцены остатки ларинского бала, опешивший помреж не вдруг догадался закрыть занавес и включить свет…
Не то в антракте дирижеру настучали по башке, не то оказалось, что, один раз опустив руки, снова махать ими с прежней скоростью уже не получается, не то последний акт у дирижера самый любимый, - но, если ария Ленского и дуэль шла все еще в темпе, но уже хотя бы вальса, а не трепака, то арию Гремина дирижер откровенно смаковал: о ферматах вообще молчу, - на каждом гласном звуке можно было «сходить пообедать и вернуться» (кстати, то ли я никогда не замечала купюры «Итак, пойдем тебя представлю я», не то они где-то посеяли реплику). К финальному дуэту жизнь на сцене текла размеренно и неторопливо. Онегин (с безупречной прической – блин!) судорожно признавался в любви не желающей его слушать женщине с обстоятельностью умирающего Родриго ди Позы, которому уже некуда спешить; Татьяна робко помышляла вырваться из страстных объятий, но ее не пускала мысль, что бежать, пока Онегин не допоет, ей некуда, а допоет он такими темпами еще ооооооочень нескоро… Ощущения, что опера движется к стремительному неизбежному финалу, не было никакого: напротив, казалось, что вот теперь-то все и начинается; когда дело дошло до «О, не гони, меня ты любишь…», мысль о том, что это ариозо - последнее, пронзила мозг, как звон отложенного на 10 минут будильника – летаргический сон в пятницу утром… Финал не оставил впечатления – ни хорошего, ни плохого: только недоумение, когда это опера вообще успела закончится… А я так люблю "Онегина"… Нет, надо все-таки разжиться видео…
@музыка:
все равно он-любимый!
@настроение:
Как там было у Феллини: "mort'a dirigiore"?
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Во-первых, с шерстью и рогами он симпатичнее!
А во-вторых, подождите-ка... ЧУДОВИЩЕ - что , ТЕНОР??? Тогда я туда не пойду...
И, самое главное, в-третьих: там все так мило и романтично, но "Коллекционер" Фаулза ведь - не что иное, как модификация сюжета о красавице и чудовище ("поэтика художественной модальности", говрите?): Beware!
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Пласидо Доминго прикидывается баритоном: по-моему, неубедительно. ru.youtube.com/watch?v=spkpEtjTWpE Зато Виллазон как всегда убедительно прикидывается обезьяной: впрочем, я не уверена, что он прикидывается...
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Когда я начинала учить японский, половина моих знакомых ловила челюсти у коленок, а вторая половина и вовсе старательно притворялась, что знает, где находится Япония: теперь любой, кто неправильно произносит 4 слова, услышанные в анимэ, утверждает, что знает японский...
Когда я впервые увидела Алана Рикмана в "Blow dry" и полюбила его за роль в "Робин Гуде", мне приходилось долго на пальцах объяснять, как он выглядит, и мучительно соображать, какие же из его фильмов нормальный человек все-таки мог смотреть, - но сначала предупреждать, что он вообще актер, а не старый рокер и не... "Алан Рикман? Знаешь, я вообще-то книжек не читаю!" (именно на такое заявление однажды нарвалась моя подруга Вр***)... А теперь Алана Рикмана называют любимым актером тринадцатилетние девочки, которые не знают и не хотят знать, что профессор Снэйп - не единственная и не лучшая его роль...
Хм, к чему это я? Может быть к тому, что деление пристрастий на "приличные" и "неприличные" интеллектуально развитому человеку крайне условно... Или просто к тому, что - ну да - я перечитываю "Сёгуна"... а теперь еще и "Гарри Поттера"
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Выходных, на удивление, выдалось 2, и были они на удивление странными, но на редкость приятными. Телеканалы с трогательным единодушием пачками показывали мои любимые тупые фильмы, и я смотрела их - не чтобы убить время, - а с удовольствием, сдобренным страхом, что в любую минуту могут оторвать и погнать на какую-нибудь мерзкую, но необхоимую трудовоую повинность... с удовольствием от сознания того, что я просто получаю удовольствие...
Что навело меня на мысль Умберто Эко о том, что литература все же должна развлекать. Мысль, разумеется, пришла не совсем по следам тупых фильмов, и я, так и быть, не буду пытаться родить какое-нибудь заумное объяснение очевидной, в общем-то, притягательности "Людей в черном" и "Бэтмена навсегда": поговорим непосредственно о литературе.
Во-первых, на днях я читала мемуары Гуно. Людей, которые ТАК пишут мемуары, нужно сечь крапивой, приговаривая "Пиши информативнее, пиши по фактам, пиши по делу!". Иначе говоря, что рассказывать о первых постановках опер Гуно, я по-прежнему не знаю, и что и не узнаю, стало понятно странице на 20 - и все же я (что с учебной литературой бывает крайне редко, а в библиотеке - и вовсе никогда) - не смогла оторваться и дочитала до конца, сдаваясь без боя не то причудливому кружеву изысканного слога, не то наивному очарованию мира незамысловатых человеческих радостей, котороые у великого композитора не очень-то отличались от простых смертных.
Во-вторых, тоже по долгу службы, перечитываю "Сёгуна". Первый раз по-русски качество, гм, "перевода" на каждом шагу выводило из себя. По-английски же читается стремительно, легко и увлекает жутко: без преувеличения, 3 раза проехала свою остановку в метро. Это при том, что я не просто "знаю, чем все закончится", но и пока достаточно детельно помню перепетии сюжета... Должно быть, Клавелл все-таки скорее хороший писатель: или опять же дело в давно забытой возможности читать книгу не для того, чтобы извлечь из нее информацию. Хотя, конечно, я теперь знаю, как по-английски "повернуть штурвал на левый борт"... и на правый... и "чиркнуть днищем по отмели"... и "подветренная сторона"... о носе, корме и мачтах вообще молчу)))). К концу книги при случае смогу послужить навигационным переводчиком .
Между прочим, по странному совпадению, "Сёгуна" опять начали показывать. Естественно, я его пересматриваю. Естественно, по профессиональной привычке отмечая достоинства Чемберлена, в глубине души с нетерпением жду появления на экране Томаса, но речь не об этом... "Сёгун" грозит в который раз воскресить заглохшую было страсть к Японии и иезуитам - что сейчас было бы, мягко говоря, некстати... Последняя книжка по иезуитам, между прочим - даром что была жутко информативная, - тоже проскакивала за милую душу: подозреваю, за счет очаровательно-нелепой предвзятой субъективности автора...
И вообще, хочу, чтоб дома никого не было, и сидеть читать какую-нибудь навную книжку без сознания того, что. если уж читать, то читать надо биографию очередного великого композитора (и "Вольного стрелка", между прочим, я так и не пересмотрела ).
А вопрос, так что же, кроме тщательно скрываемого слабоумия, обуславливает мое пристрастие к второсортной развлекательной книжой и кинопродукции, пока остается открытым... Хотя мне казалось, что я начала писать этот пост именно потому, что наконец-то это поняла. ..
"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Нина - самая красивая женщина в Лондоне (что, учитывая средний британский типаж, не сложно). Ее руки домогаются вечно пьяный поляк, уверенный, что крыс прогоняют танцами, а остальные проблемы решают при помощи борща, и начальник, не способный без ее помощи переписываться с сыном-испанцем; а на чувства благообразного специалиста по даунизму Нина даже сама не прочь ответить, но - у нее есть маленькая тайна: Нина вроде бы счастливо живет с... призраком truly, madly, deeply любимого и любящего мужа, скоропостижно скончавшегося от ангины еще до начала фильма. Призрак любит выскакивать из-за угла с криком "Бууу!", он ходит на партсобрания, поет песни из мюзиклов под аккомпанимент виолончели, читает стихи Пабло Неруды в подлиннике с выверенным английским акцентом, делает ремонт, прется от фильмов Чарли Чаплина в компании еще ранее почивших друзей и периодически радует женскую часть аудитории пижонской ухмылкой Алана Рикмана... ах да, и еще мерзнет как собака и непрестанно чихает. В "лучших" традициях "Английского пациента" пессимистичный морализатор Мингелла медленно, но верно убивает эмоциональную нагрузку гротескным антуражем, а гротескный антураж - эмоциональной нагрузкой: но, по крайней мере, на этот раз фильм длится всего 2 часа. И виолончель я люблю, да и - "Гарри Поттера" давно не снимали, об этом уже прилично говорить вслух? - Алана Рикмана тоже (хотя, честно говоря, ничего феерического он там не делает). А потому, будем считать, что в целом неплохо.