"Гамлет (датсткий) (российская) комедия"Опустим предисловия о том, кто лучше знал, как ставить пьесы Шекспира, как пьесы Шекспира, предназначенные отнюдь не для салонов декадентствующих аристократов, написаны, соответственно, отнюдь не изысканно возвышенным слогом, и насколько корректно переписывать "Гамлета". Я бы сказала, что переписывать "Гамлета" в принципе некорректно, если бы не зачитывалась Стоппардом и Филатовым; но дело, честно говоря, не в этом.
Во-первых, текст либретто - это не другой взгляд, как те же "Розенкранц с Гильденстерном", и не радикальная адаптация, как фильм с Итаном Хоуком, где призрак являлся из автомата с кока-колой, сверкая безупречным бронзовым загаром, а Офелия прятала под блузкой микрофон.
Больше всего это и впрямь похоже на обновленный перевод со староанглийского на современный общедоступный русский, всегда называющий лопату лопатой (впрочем, заметьте, без мата).
Почему в этом нет ничего страшного, театр уже донельзя подробно разъяснил в программке - на мой взгляд, зря: потому что те, кто, как обычно, прочитал в названии спектакля только первое слово, вряд ли прониклись; а мне лично, как человеку, который на Пастернака с Лозинским и не рассчитывал, показалось дешевой отмазкой. Тем более что толку именно от такого текста и впрямь "было очень мало".
Потому как с точки зрения смысловой нагрузки, "быть или не быть" или "мне надо бы повеситься в сортире" - невелика разница; вот только "пошел ты в жопу" в теноровом исполнении производит впечатление, сходное с памятными нашим родителям корками про «Отрежем, отрежем Мересьеву ногу…» и «Мать твою, мать твою, мать твою арестовали»; тем более что, учитывая акустику и дикцию, чтобы уяснить себе, какими конкретно словами они там выражаются, надо ну очень постараться. Собственно, единственная польза от всех этих «японских богов» и прочих «ни фига себе любовников» - они подрывают нашу уверенность в том, что, раз в стихах, значит возвышенно и красиво; и таким образом дают индульгенцию на именно такую постановку.
Индульгенцию – в смысле, что так ценители прекрасного просто уходили, а на текст Шекспира они б сначала развонялись. ПРАВО на такую постановку дает музыка Кобекина, своей эклектичностью и запутанностью великолепно имитирующая эстетику ярмарочного балагана, но при этом странно чарующая и удивительно цельная. Отсутствие аплодисментов «между ариями», помимо отсутствия арий, объясняется, конечно, в первую очередь тем, что между первым появлением дирижера в ядовито-бирюзовом шарфе и последней закольцовкой при посредстве детского хора, публика непрестанно офигевала. Но желание «похлопать» у меня на самом деле возникало всего один раз – после монолога о Гекубе: и то не потому, что он казался «вставным эпизодом», а потому что изобразил его Макаров совершенно блистательно: не то чтобы я от него не ожидала – просто теперь-то я знаю, чего от него можно ожидать.

Постановка отрабатывает заданную «балаганность» уверенно и действенно: ненавязчивым отсылом к елизаветинским подмосткам, лаконичной декорацией, педалируемым «дефицитом кадров», костюмами, наводящими на мысль о соседней «Игуане»; а более всего тем, что, не без грамотных гэгов (вроде Полония (Р.Улыбин), выдающего себя Гамлету громким чихом, или - об этом уже написали все, кому не лень, но я тоже напишу, потому что и впрямь впечатляет, - Клавдия (Д.Кондратков), замаливающего грехи в душе, в плавках под британский флаг, с вариациями на темы «Бориса Годунова»), но в целом спектакль абсолютно серьезен: в том смысле, что не «выпрашивает» довольного гомона, навязчиво напоминая, что это комедия. Так что, когда надо – смешно; а когда не надо – лирическая мелодрама, трагифарс или жесткая кровавая драма: тоже, впрочем, «бульварные» жанры.
И в итоге (спасибо, конечно, Кобекину, который выкинул из исходного материала хэппи-энд) никакого глумления над шедевром не происходит: получается «Гамлет» куда более пронзительный, чем любая постановка самого Шекспира (видели хоть одну, к которой совсем не было бы претензий?); «Гамлет», западающий в душу не «подводными течениями», про которые по приходе домой можно почитать у Аникста и Бартошевича, а именно своей историей: под пылью веков и придворной позолотой, оказывается, местами нелепой, местами щемящее грустной, и в целом такой понятной…

Аюшеев впечатлил не столько вокально, сколько актерски. Даже интересно, какой из него Ленский.
Андреева потрясающе красива в эмо-прикиде (впрочем, она не только в нем потрясающе красива).
Улыбин очарователен: комедия – явно его стихия.
Про Макарова сказала. Остальные тоже были хороши.
За исключением шарфа на дирижере, мне очень понравилось.

@музыка:

@настроение:

@темы: Театр